Между тем роскошный кремлевский кабинет сменила собственная комната Рыбы – с тканевыми обоями, платяным шкафом, комодом, кроватью, креслом, дверью в санузел, дверью в общий коридор и похожим на одуванчик икеевским торшером. Теленаваждение кончилось, а вместе с ним прекратилась и резь в глазах. Нечто острое и колючее вырвалось на свободу и зависло перед физиономией Рыбы в виде сильно увеличенного, почти гигантского, лабораторного стеклышка для сбора мазков. Сквозь это стекло и просматривалась комната; и полному обзору не мешал даже убористый текст, написанный на стекле черным маркером.

Присмотревшись, Рыба узнал в тексте первые четыре пункта «Памятки бесстрашному помощнику Великого Дракона»!

Вот и решение проблемы! Прав, прав был умница-синхронист Володарский: «Утро вечера мудренее».

Прочтя написанное не меньше двадцати раз, Рыба попытался убрать лабораторную гадость от лица или хотя бы отодвинуть ее. Но ничего толком не получилось, вместо вполне осязаемой на вид стеклянной поверхности руки то и дело наталкивались на пустоту.

Аналогов этому явлению в мировом кино- и телеискусстве Рыба-Молот не нашел.

Самого Рыбу факт наличия стекла перед глазами смущал мало – стекло и стекло, что ж теперь – волосы на жопе рвать? Другие люди иногда живут с гораздо большими неудобствами типа искусственного горла или протезов. Или вообще – с выносной почкой, прикрепленной изолентой к пояснице, – и ничего, держатся, не впадают в депру. Единственное, что беспокоило его, – вдруг на стекло шлепнется такой же увеличенный слой чьей-то крови, слизи или гноя. Вещь неприятная, да и что с ней делать? Куда передавать на анализ?.. И потом – увидит ли кто-нибудь стекло с текстом? А если увидит – то что подумает? И как это соотнесется с фразой из Памятки насчет тайны и полной конфиденциальности?

Дальнейшая практика показала, что никто, кроме Рыбы, стекла с текстом не увидел. Да и видеть поначалу было некому: следуя инструкции, Рыба встретил утро пятницы на кухне, лицом на восход. Со всеми ингредиентами в комплекте. Заглянувшее на кухню солнце осветило процесс приготовления чудовищной каши-микс; причем Рыба ежесекундно хватал себя за руки, чтобы не добавить какой-нибудь вдохновляющей хреновины. Майоранчик там, розмарин, тмин, орегано, оливковое маслице, сливочное, маслинки, зеленюшка… А лучше всего – выбросить все к свиньям и приготовить что-нибудь особенное, с нуля! Кашу так кашу! – но пусть это будет, к примеру, кукурузная, несколько часов протомившаяся в духовке, приправленная травками и овечьим сыром, с темно-золотистой корочкой… Так думал Рыба, и лишь строгий пятый пункт Памятки останавливал все его шеф-поварские порывы в самый последний момент. Когда крупяное пополам с бобовым дерьмецо подоспело и субпродукты с овощами дошли до кондиции, Рыба вывалил все в заранее приготовленный судок, спрятал его в шкаф, где хранились невостребованные кастрюли и пароварки.

И занялся своими обычными делами.

Все было как всегда, и лишь стекло, маячившее перед глазами, напоминало: все совсем не как всегда, рыбец!

Окружающие, будто сговорившись, не обращали никакого внимания на стеклянный довесок к Рыбьей физиономии. Рыба, в порядке эксперимента, даже подкатывал к домочадцам с одним и тем же вопросом:

– Не замечаете во мне ничего необычного?

Нинель Константиновна, после пристального изучения, брякнула:

– Бороду, что ли, отпускаешь?

Старшая горничная Анастасия вынесла прямо противоположный вердикт:

– Побрился, что ли?

Егерь Михей выразился в том духе, что вроде бы правую щеку Рыбы слегка раздуло, уж не флюс ли его посетил? А может, зуб мудрости режется? А может, наоборот, – раскрошился к псам? У самого Михея зубы были больным местом. Мало того что они росли вкривь и вкось, так еще с недавнего времени в верхней челюсти стал образовываться дополнительный второй ряд, находившийся непосредственно за первым. Зубы из второго ряда были не обычными, а железными. И феномен их возникновения никто объяснить не мог. Михей даже ездил в Москву, к своим друзьям из службы внешней разведки. При их посредничестве один из зубов был изъят и отправлен на всестороннее микробиологическое и химическое исследование. Результаты исследования показали, что в состав зубной ткани входит не только железо, но и молибден, вольфрам, ванадий, кобальт, никель и цинковая руда. Радости от этой таблицы Менделеева во рту Михею было мало, но, с другой стороны, там могли оказаться и полоний с радием и ураном. А это было бы значительно хуже. С третьей стороны, намного лучше было бы, если б во рту обнаружились золото, серебро или платина. И чтоб они вылезали из десен сразу в слитках. Тайной надежды на это Михей не терял, как и на активный рост во рту бриллиантов (необработанных алмазов, на крайняк). Он даже пообещал парочку гипотетических драгоценностей старшей горничной Анастасии, с которой водил шашни. Анастасия достаточно долго не подпускала егеря к себе, но, узнав про второй ряд зубов, подпустила. А узнав про бриллианты и платину, чье прибытие ожидалось со дня на день, подпустила еще ближе. Факт соития болезненно восприняла бывшая подружка егеря – Марго, убиравшаяся на половине Володеньки с Варварой и вроде бы окончившая химфак Тамбовского университета. Она попыталась под сурдинку извести неверного любовника, для чего (через других горничных) запустила слух об обработке десен хлоридом аммония и серной кислотой. От этого-де платина пойдет в рост и заколосится как ненормальная. А алмазные отложения не замедлят появиться на гландах и на стенках гортани. Неизвестно, воспользовался ли советом Михей, но очередной анализ очередного зуба из второго ряда показал наличие еще и висмута, стронция и бериллия.

Предположение егеря о режущемся зубе мудрости не соответствовало истине: зубов мудрости у Рыбы не было никогда – ни в прошлом, ни в настоящем. Не намечались они и в будущем. Вот если бы речь шла о зубах доверчивости и простодушия – тогда пожалуйста, их было сколько угодно, включая два передних, крупных, как миндальные орехи. И боковых – чуть поменьше, но тоже похожих на орехи. На этот раз – экзотического сорта «макадамия».

– С зубами – мимо кассы, – грустно сказал Рыба егерю Михею и отправился к семейному доктору Дягилеву, человеку науки. Кто как не человек науки, почтенный и умудренный фармацевтическим, клиническим и просто жизненным опытом ветеран медицины, сможет продиагностировать стекольный довесок к Рыбьему лицу?

– Не замечаете во мне ничего необычного? – задал уже привычный пятничный вопрос Рыба, долго и пристально глядя прямо в глаза доктору, свободно разместившиеся между третьим и четвертым пунктами Памятки.

– Уже давно заметил, – почему-то взволновался доктор.

– Правда? – Рыба взволновался не меньше доктора. – Вам это странным не кажется?

– Нет. Думаю это вполне естественно.

– И что с этим делать?

– А что с этим можно сделать? Ничего. Только принять как должное. И перестать стыдиться. И уж тем более комплексовать…

– А все это видят?

– Не все. Далеко не все… Люди, знаете ли, обращают мало внимания на ближних своих. В нашем случае это, конечно, благо.